Налог на недвижимость - Страница 31

* * *

Узнав, что Марина бывает дома лишь по утрам, я отправилась к ней в девять часов, прихватив кулек фисташек. Она встретила меня какая-то взъерошенная.

— О! Валерия, заходи. Очень кстати.

— Да? — удивилась я, протягивая кулек. — Случилось что-нибудь?

— Учу ивритские глаголы. Учительница назадавала — за неделю не справлюсь. Это просто ужас! Ужас!

— Ну ужас, — согласилась я, — но не ужас, ужас!

— Что? — переспросила Марина.

— Так, цитата из анекдота.

— Ой, расскажи, а то совсем шарики за ролики заходят.

— Приходит мужик в публичный дом. Выбрал девушку, зашел к ней в комнату. Через полминуты она выскакивает из комнаты с криком: «Ужас! Ужас!» Мадам движением брови посылает к нему другую. И та то же самое — выбегает и кричит: «Ужас! Ужас!» Ничего не поделаешь, надо спасать честь заведения, и мадам сама входит в комнату. Ее нет полчаса, час. Наконец через два часа она спокойно выходит из комнаты и равнодушно пожимает плечами: «Ну ужас, но не ужас, ужас!»

— Так что давай сюда твои несчастные глаголы, — предложила я, — сейчас мы с тобой разберемся, какой это ужас.

Марина, отхохотавшись, протянула мне тетрадку. С заданием мы справились за полчаса, и я спросила:

— Как звали твоего деда?

— Лева, а что? Опять что-нибудь проверяют?

— Он Лева был по паспорту? — спросила я с надеждой. Уж очень жалко было бы, если бы рухнула такая красивая догадка.

— Нет, по паспорту он был Лейба. Просто папу моего все зовут Исаак Львович.

— А чем он занимался, твой дед?

— Папа рассказывал, что он сидел в своем магазинчике и торговал всякими вкусными штуками, вроде сливочных тянучек. Он никогда в жизни не ел таких вкусных конфет, как у деда в лавке.

— Все сходится! — заволновалась я и полезла в сумку за ксероксом купчей Лейбы Левина. Я предусмотрительно сделала копии всех документов и заперла папку на работе в сейф. — Смотри сюда, видишь этот документ? Это купчая, которую твой дед подписал в двадцать четвертом году в Ковно. Он купил здесь землю, и если ты докажешь свои права на наследование, то станешь миллионершей. Поняла?

— Дай посмотреть, — она выхватила у меня листок и начала всматриваться в строчки. Потом разочарованно вернула мне бумагу. — Я ничего не понимаю… На каком языке это написано? А может быть, это все липа или ты меня разыгрываешь?

— Очень надо, — я презрительно хмыкнула. — Теперь ты понимаешь, что произошло с твоими метриками? Почему их украли?

— Нет, какая связь?

— Вот дубина стоеросовая, — рассердилась я. — Если ты представишь свидетельство о рождении и докажешь, что ты и есть внучка Лейбы Левина, тебе полагается солидный куш. А если эту метрику предъявит кто-то другой? И будет бить кулаком в грудь, крича: «Я — внучка дедушки Лейбы»? Что ты тогда скажешь? Что метрики в синагоге украли? Что документы у тебя девяносто шестого года?

— А как вообще эта бумага попала к тебе?

— Долгая история. Когда-нибудь расскажу. Теперь понятно, что делает твой Толик Бондаренко около этих мафиози из Москвы. И утопленница…

— Какая еще утопленница? — испугалась Марина.

— Не хотела рассказывать. В общем, та женщина, которая приехала по твоим документам в Израиль, пропала, а через несколько дней из Кинерета выловили неопознанную утопленницу.

— Не нравится мне все это! — твердо заключила Марина. — Жила я спокойно без всяких там бумажек, надеюсь и дальше прожить. А ты втягиваешь меня в дурную аферу, мафиози какие-то, утопленники…

— Это я втягиваю?! — я чуть не задохнулась от гнева. — А кто пришел ко мне и просил разыскать другую Марину Левину? Нашла я тебе аферистку. А тебе, видите ли, не нравится, что она утопленница! Я, что ли, ее утопила? Не хочешь — не надо! Я больше не занимаюсь твоим делом! Прощай!

Не помня себя, я выскочила за дверь и побежала вниз по лестнице. Наверху хлопнула дверь, и я услышала крик: «Валерия, подожди! Куда ты? Стой!»

Не замедляя бега, я спустилась вниз и прошла через темный вестибюль. Вдруг из-за угла метнулась тень, меня обхватили крепкие руки, и, вдохнув какую-то сладкую гадость, я провалилась в небытие.

* * *

Голова разламывалась. Перед глазами бегали какие-то разводы, во рту стояла великая сушь. По-моему, я где-то лежала. С трудом разлепив глаза, я осмотрелась по сторонам.

Действительно, я лежала на диване в маленькой спальне. Всю обстановку составляли шкаф и маленький столик. Пошатываясь, я подошла к окну и выглянула.

Буйная растительность практически залезала в окно. Кроме деревьев я усмотрела кусок высокого каменного забора и ворота. Около ворот скучал охранник. Послышался гул — небо пересек самолет, и снова стало тихо.

Может, я не в Израиле? У нас страна маленькая, всюду соседи, дети орут. А здесь такая тишь да гладь…

Подойдя к двери, я стала стучать в нее кулаком. Дверь открылась, и в комнату вошел здоровый детина.

— Чего шумишь? — спросил он по-русски.

— Хочу пить, — сказала я на иврите и показала жестами, будто открываю бутылку.

Детина буркнул «Пошли», и мы вышли из комнаты.

Для одной семьи этот дом был слишком большим и не производил впечатления, что здесь живут. Скорее он был похож на маленькую частную школу, опустевшую после того, как ученики разъехались на каникулы.

Мы прошли длинный коридор, спустились на пару этажей вниз и вошли в просторный кабинет.

— Вот привел, — мрачно сказал детина. — Она проснулась и в дверь стучала.

Три кожаных дивана стояли буквой «П», меня усадили на средний. Напротив стоял громоздкий письменный стол черного цвета. На столе кроме телефона была лишь металлическая блестящая игрушка-модуль. Шарик на нескольких тонких коромыслах качался, как маятник, притягивая взгляд.